— К сожалению…
— Исходя из этого можно предположить, что бандиты занимают довольно высокое положение в обществе. Это тебе не мелкие чиновники, просиживающие по восемь часов за столом над служебными бумагами. Во время нашего последнего разговора ты очень удивился, когда я сказал, что один из них может быть профессиональным актером, умеющим гримироваться. А мне это совсем не кажется странным. Чтобы стать актером, надо иметь способности выше средних. То же относится и к профессии врача, инженера, адвоката. Я уверен, что преступников следует искать среди людей этих профессий. В пользу такого предположения говорит еще один факт. Бандитам достались крупные суммы. Если предположить, что эти деньги они тратят с осторожностью, просто добавляя к своим доходам по нескольку тысяч в месяц, их уровень жизни должен быть таков, чтобы этого дополнительного «приработка» не заметили ни соседи, ни близкие.
— Близкие?
— Да, близкие. Думаю, что члены банды скрывают свою деятельность даже от близких. Скорее всего, те вообще не подозревают, что их мужья или отцы черпают часть доходов из неизвестного им источника. Стало быть, легальные доходы бандитов настолько высоки, что подобная конспирация им удается.
— Я не совсем тебя понимаю.
— Поясню на примере. Допустим, один из бандитов — адвокат или врач. Покупка автомобиля, элегантных костюмов, шубы жене и тому подобные расходы никого не удивят. Никто не сможет высчитать, сколько тратит в месяц этот адвокат или, скажем, врач: восемь тысяч, заработанных легально, или же на пять тысяч больше. Те самые пять тысяч из украденных денег. Жена все равно не знает точно, сколько зарабатывает муж. Другое дело, если бы наш преступник работал, например, на железной дороге и получал три тысячи в месяц. Тогда покупка машины, шубы или просто повышение уровня жизни сразу бы бросились в глаза. Да и при большей, но твердой зарплате это было бы заметно. У директора департамента, получающего ежемесячно семь или восемь тысяч злотых, вполне стабильный жизненный уровень, а его близким известны пределы его финансовых возможностей.
— Одним словом, ты считаешь, что бандиты — представители так называемых свободных профессий?
— Не обязательно. Но это, скорее всего, люди, чьи официальные доходы трудно проверить. Например, врач, работающий в одном месте на ставке, в другом — на полставки и еще имеющий частную практику. Или ремесленник, у которого собственная мастерская, или какой-нибудь другой частник. Доходы у представителей этих групп неопределенные, их размер и источник происхождения нетрудно скрыть. И при этом такие занятия требуют если не настоящих способностей, то, во всяком случае, оборотистости и смекалки.
— Согласен.
— Теперь давай рассмотрим, из скольких человек состоит банда.
— Это совершенно ясно. Из трех.
— Я отнюдь в этом не убежден. Быть может, существует еще и четвертый член банды, о котором мы ничего не знаем, поскольку ни в одном из нападений он непосредственно не участвовал, будучи наблюдателем или, возможно, главарем. Поэтому пока исключим его из обсуждения, тем более что это всего лишь гипотеза. В банде, несомненно, существует строгая иерархия. Один из троих — руководитель. Он разрабатывает планы и выбирает наиболее подходящий момент для проведения акции. О том, что руководство сосредоточено в одних руках, лучше всего свидетельствует тот факт, что все нападения проходили по почти одинаковой схеме. Менялась только обстановка. Все остальное повторялось, до такой мелочи, что уезжали преступники не прямо с места нападения — машина всегда ждала их несколько в стороне. Для простоты придумаем этим людям условные фамилии. Какие-нибудь наиболее распространенные. Низенького назовем, например, Адамским. Высокого носатого брюнета, который стрелял при нападении на почту, — Ковальским, а высокого блондина, который перед банком на Новогродской застрелил охранника из «Суперсама», — Малиновским. А теперь подумаем, кто из них главарь. Может быть, низенький, Адамский? Или один из высоких? Блондин Малиновский, а может, брюнет Ковальский?
— На этот вопрос мы, пожалуй, не найдем ответа.
— И все-таки попробуем. Банда — это группа тесно связанных между собой единомышленников. Их связь прочнее, чем связи товарищей по работе, друзей или родственников. Возникли они не во время оккупации или Варшавского восстания — для этого преступники слишком молоды, в войну они были еще детьми. В таком случае не скреплено ли единство этих людей каким-то старым, до сих пор не раскрытым преступлением?
— Это вполне возможно. Людей часто объединяет героическое прошлое, но бывает, что и совместное преступление.
— Члены банды должны полностью доверять друг другу. Каждый из них знает, что соучастник не только его не выдаст, но и будет строго придерживаться указаний главаря. Не проболтается, не донесет. В результате такого взаимного доверия банда сплачивается буквально в монолит.
— Стало быть, их объединяет уверенность, что если они попадутся, то вместе пойдут на виселицу?
— Ошибаешься. Такое чувство возникло только после третьего нападения. До того, в деле на Белянах, убийца был один — Ковальский. Остальные получили бы сравнительно небольшой срок. Их нельзя было бы обвинить в соучастии в убийстве — они всего-навсего участвовали в нападении. И наверняка бы доказывали, что убийство не было запланировано, что главный преступник зашел дальше, чем они решили. Только в следующий раз второй член банды, Адамский, вступил в «клуб убийц», и лишь напоследок обагрил руки кровью третий, Малиновский.