— Хорошо, с этим покончили. Меня интересуют еще некоторые детали.
— Пожалуйста, я отвечу, если смогу…
— Что вы пили у Войцеховских?
— За ужином — старку и ликер. Рюмку старки и рюмки две ликера.
— А что вы пили во время игры в карты?
— С кофе я пила ананасовый ликер. Одну рюмку растянула на весь вечер.
— А другие?
— Янка Потурицкая тоже пила ликер, по фиалковый. Эльжбета, как всегда, — красное вино. Ничего другого она не пьет. Мужчины пили коньяк. Но кто и какой именно, я не обратила внимания. На столике было много бутылок с разными марками коньяка, каждый наливал себе сам.
— Пили много?
— Перед ужином порядочно, а потом в основном освежающие напитки, кока-колу и фруктовые соки.
— Их приносили из холодильника?
— Нет, на столике стояло ведерко со льдом. Вре-мя от времени профессор, Эля или кто-нибудь из свободных от игры гостей пополняли ведерко, принося лед из лаборатории, где стоит специальная холодильная установка. Определенно помню: лед приносили Войцеховский и его жена, потом Лехнович и, кажется, еще пани Бовери. Да, да, — совершенно точно: пани Бовери один раз спускалась в лабораторию. Я обратила на это внимание, поскольку ее вызвался проводить Лепато, свободный в то время от игры. Они спустились вниз и не возвращались довольно долго, — многозначительно добавила Кристина.
— А Потурицкие?
— Я не видела. Витольд не ходил, это точно.
— Вы помните цвет салфетки, на которой стоял ваш бокал?
— Да. Желтый.
— А у других гостей какие были цвета?
— Боюсь сказать, не помню.
— Ну хорошо, это, пожалуй, все, — заключил беседу полковник.
— Любопытно все-таки, — вышел из-за машинки поручик Межеевский, когда дверь за Кристиной Ясенчак закрылась, — почему она так настойчиво обвиняет Потурицкого? Ведь, строго говоря, у адвоката не больше поводов расквитаться с Лехновичем, чем у всех остальных.
— Ну, это как раз понятно. Все ее показания преследуют одну главную цель — выгородить Витольда Ясенчака. Она считает, что, обвиняя Потурицкого, тем самым отводит подозрения от мужа.
— А что вы думаете?
— Если хочешь знать мое мнение, то я считаю, что подлинного мотива убийства Лехновича мы пока не установили.
— Похоже на то, — согласился поручик.
— Плоховато идет у нас расследование. На каждом шагу мы допускаем ошибки. И все из-за того, что с самого начала недооценили этого дела, а теперь начинают выявляться разного рода последствия нашей оплошности. Не занялись и поисками яда. А следовало сразу же, узнав, что смерть наступила не от сердечного приступа, а в результате отравления ядом, устроить обыск в доме Войцеховского, изъять цианистый калий и отправить на экспертизу. Я ничуть не удивлюсь, если окажется, что цианистый калий исчез из шкафчика в лаборатории профессора. Отправляйся, Ромек, сейчас же на Президентскую и без склянки с цианистым калием не возвращайся.
— А если ее на месте не окажется?
— Придется искать. Обшарь всю виллу, вплоть до мусорных ящиков. Если склянка исчезла, немедленно звони мне. Прямо из дома Войцеховских. Пришлю тебе в помощь оперативную группу.
Поручику Межеевскому повезло. Склянка с цианистым калием стояла на месте. Пани Эльжбета Войцеховская была дома — после субботних событий ей все еще нездоровилось. Она сразу поняла, с какой целью милиция проявляет интерес к цианистому калию, и, как химик, сама предложила поручику провести тут же на месте эксперимент. Хотя это несколько и противоречило принятому порядку, Межеевский счел возможным согласиться. В один из бокалов, из которых в субботний вечер мужчины пили, налили до половины коньяку. Затем Войцеховская достала из шкафчика склянку с цианистым калием и стеклянной лопаткой всыпала в него примерно пол десертной ложки порошка.
— Это наверняка больше, чем было всыпано в бокал Лехновича, — пояснила она. — Такая концентрация, если цианистый калий даже частично и окислился, во много раз превышает смертельную дозу.
Белый порошок в коньяке почти мгновенно растворился. Напиток лишь слегка помутнел. Осадок на дне был едва заметен и практически не виден.
— Ну и как? — спросил поручик.
— Процент окисления очень небольшой. Полагаю, яд сохранил свои свойства по меньшей мере процентов на девяносто. Анализ в вашей специальной лаборатории даст, конечно, более точный результат.
Эльжбета вылила содержимое бокала в раковину и затем тщательно промыла и раковину и бокал, сначала водой, а потом каким-то раствором и опять водой. Лишь после этого насухо вытерла бокал и поставила на прежнее место в сервант.
— А не удастся ли нам найти тот бокал, из которого пил доцент?
— Его бокал выпал тогда у него из руки на ковер, но не разбился. Потом кто-то поставил его на столик. Утром, придя немного в себя, я убрала комнату и помыла посуду. Я ведь не знала, что Лехнович отравлен, и как все думала, что это был сердечный приступ. Однако хорошо, что вы меня надоумили — надо на всякий случай тщательно промыть все бокалы еще раз.
— Может быть, передать всю посуду в наш отдел криминалистики? Там и выявят бокал, из которого пил Лехнович.
— Ничего не имею против, но зачем? Ведь и без того известно, что Лехнович умер в результате отравления цианистым калием, а бокал ему подавала я.
— Надо позвонить полковнику. Пусть он решает.
Немирох разделил точку зрения Войцеховской и даже не выразил никакого неудовольствия по поводу проведения ею на месте эксперимента с цианистым калием. Но оставшийся порошок распорядился послать на экспертизу.