По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его д - Страница 175

К оглавлению

175

— И как долго мне придется еще оставаться в Варшаве? — поинтересовался он.

— Теперь это уже ваше дело, можете только до ближайшего поезда, идущего в Катовицы. Если вы нам понадобитесь, мы вас найдем. Правда, в случае отъезда куда-нибудь на длительный период прошу нас уведомить и сообщить свой новый адрес.

— Я никуда пока не собираюсь. — Бадович попрощался и вышел из кабинета.

— Чем дальше в лес, тем больше дров, — рассмеялся поручик, — с каждым допросом подозреваемых становится все больше. Поначалу мы Бадовича исключали, но теперь выясняется, что и у него имелись основания свести счеты с Лехновичем.

— Да, действительно, все, что мы узнаем о людях, собравшихся в прошлую субботу у Войцеховских, придает делу новую окраску, — согласился Немирох, — по-иному высвечивает и саму жертву, и игроков в бридж, но по-прежнему нет ответа на главный вопрос: кто и зачем?

— Для меня лично на сегодняшний день вызывает наибольшие подозрения доктор Ясенчак.

— Почему? — полюбопытствовал полковник. — Не оттого ли, что он пытался замять дело? Но, возможно, любой из нас на его месте поступил бы так же.

— Да нет, дело не в этом. Как-никак у него был не один, а два серьезных повода свести счеты с Лехновичем. Первый — скандальная история с судебным процессом, и второй — ревность. Не исключено, что жена Ясенчака сохранила какие-то чувства к бывшему мужу. Не зря же она на похоронах тайком смахивала платочком слезы. Даже наши ребята это заметили. На кладбище никто не был так убит горем, как пани Кристина.

Глава X
ЕЩЕ ОДИН ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ

Пани Кристина Ясенчак в противоположность Мариоле Бовери явилась в управление на пятнадцать минут раньше назначенного времени и казалась явно испуганной. Она молча села на указанный ей стул и отвечала на вопросы так тихо, что поручик Межеевский то и дело вынужден был их повторять:

— Имя и фамилия?

— Кристина Ясенчак.

— Девичья фамилия?

— Ковальская.

— Год рождения?

— Седьмое сентября тысяча девятьсот тридцать пятого года.

— Место рождения?

— Седльцы.

— Образование?

— Инженер, магистр химии.

— Место работы?

— Промкооператив «Соболь».

— Это скорняжное предприятие?

— Нет, кожевенное. У нас дубят ценные шкурки. Норку, лису, нутрию…

— Сколько у вас детей?

— Двое: сын и дочь.

— Кто их отец?

— Как вы смеете! — Лицо пани Ясенчак покрылось красными пятнами.

— Я спрашиваю об этом, поскольку вы продолжаете скрывать от нас, что доктор Ясенчак не первый ваш муж. А дети могут быть от разных браков.

— До этого я была замужем за Станиславом Лехновичем. От него у меня не было детей. Если вы имеете в виду судебный процесс о непризнании Ясенчака отцом моего ребенка, то это мерзкая инсинуация Лехновича, который любым способом стремился нам досадить.

— Прежде вы работали в больнице? Кем?

— Я была медицинской сестрой.

— Как вы стали химиком?

— После школы мне не удалось поступить в институт, и я окончила курсы медицинских сестер при обществе «Красного Креста». Затем училась на химическом факультете Политехнического института. После развода с Лехновичем — я была тогда на третьем курсе — осталась без всяких средств к существованию, поскольку благодаря стараниям моего бывшего супруга меня лишили стипендии. Пришлось прервать учебу и пойти работать в больницу на прежнюю должность. Позже, выйдя замуж за Ясенчака, я вернулась в институт и закончила химический факультет.

— Что послужило поводом вашего развода с Лехновичем?

— Не знаю. Наверное, я ему надоела. Что я тогда собой представляла? Провинциальная тихая девчонка, оглушенная столичной жизнью, приехавшая в Варшаву из небольшого захолустного городка, какими тогда были разрушенные войной Седльцы. Стах вскоре понял, что для дальнейшей успешной карьеры ему нужна респектабельная жена. И нет бы разойтись просто, по-человечески, так он решил разыграть целый спектакль. Однажды я вместе с одним из своих сокурсников готовилась к очередному экзамену. Мы часто готовились с ним вместе. У нас дома. Лехнович хорошо об этом знал, но почему-то в один из дней ворвался вдруг в квартиру, разыграл сцену ревности, устроил скандал, обвинив меня в измене, тут же буквально вышвырнул из дому, запер дверь на ключ и даже не отдал моих личных вещей, утверждая, что все они приобретены на его средства.

— Вы могли обратиться в суд.

— Я была молода и глупа. Мне тогда едва исполнился двадцать один год. А через два года Лехнович устроил новый скандал. На этот раз буквально на всю Варшаву, затеяв известный вам пресловутый судебный процесс.

— И невзирая на это, вы все-таки пошли на его похороны и оказались, пожалуй, единственным человеком, уронившим слезу на его могиле.

— Это лишний раз доказывает, что я до сих пор не поумнела.

— Должен вам задать еще один деликатный вопрос. Лехнович довольно открыто заявлял, что стоит ему только «свистнуть», как он выражался, и вы тут же к нему вернетесь.

Кристина опять покраснела.

— В этом весь Лехнович, фрондер и хвастун. По его словам, все женщины только и ждут, когда он их поманит. Он кому угодно готов был испортить репутацию. Даже тем, кого вообще не знал. Вы, очевидно, слышали о тех слухах, которые он распространял, будто ребенок Войцеховских — его сын. Хотя стоит только посмотреть на мальчика, чтобы убедиться в его на редкость поразительном сходстве с профессором. Но это ничуть не мешало Лехновичу оклеветать Эльжбету.

175