В данном случае для конкурирующей стороны, чтобы заставить Лехновича навеки замолчать, расходы исчислялись бы стоимостью полуграмма цианистого калия. Если исходить из этой версии, то подозрение прежде всего падает на представителя конкурирующей стороны, то есть на меня. Но будь я преступником, вряд ли я стал бы раскрывать вам, полковник, весь этот скрытый механизм возможных действий.
— Вы упоминали о двух вариантах. К чему же сводится второй?
— Ну, это элементарно — польская контрразведка. Она ведь тоже должна быть заинтересована, чтобы стратегически важное для обороноспособности страны изобретение не перекочевало за океан.
— У вас буйная фантазия, профессор. В нашей стране подобные методы не применяются. Советую вам это запомнить.
— Ха, узнаю великолепный польский романтизм. Наверное, единственный оазис в Европе. Впрочем, в начале нашей беседы я оговорился, что смотрю на проблему глазами человека Запада. Делать из моих показаний выводы, какие вы сочтете необходимыми, — это уж ваша забота, полковник. Но вернемся к делу,продолжал Лепато. — С точки зрения техники исполнения убийство Лехновича не представляло трудностей ни для кого из присутствовавших в доме Войцеховского. Бокалы стояли примерно на равном расстоянии от обоих столов. Время от времени кто-нибудь из игравших подходил к столику выпить глоток коньяка, ликера, сока или кока-колы. Цианистый калий — химическое соединение, легко растворимое в разных жидкостях. В том числе и в алкоголе. А Лехнович в тот вечер отнюдь не заботился о сохранности запаса вин профессора Войцеховского. Следовательно, ничего не стоило всыпать яд в его бокал и, продолжая игру, спокойно ждать, когда доцент подойдет к столику и… покинет этот лучший из миров, как образно говорят поэты.
— Не бросилось ли вам случайно в глаза, что кто-нибудь из присутствовавших еще до скандала за карточным столом был слишком возбужден или, напротив, сверх меры сосредоточен для такой в общем-то чисто развлекательной дружеской встречи.
— Вы имеете в виду убийцу?
— Я допускаю, — пояснил полковник, — что человек, решившийся всыпать яд в бокал или уже всыпавший его в коньяк Лехновича, не мог оставаться совершенно спокойным. Он один знал, что должно вскоре произойти, и потому либо проявлял повышенную нервозность, либо, наоборот, сдерживая себя, сохранял чрезмерное спокойствие и тем заметно выделялся среди других. Короче говоря, как в одном, так и в другом случае поведение его отклонялось от нормы. В конце концов, речь ведь идет не о человеке, привыкшем ежедневно отправлять своих ближних в дальний путь без обратного билета.
— Преступник был достаточно ловким человеком и прекрасно выбрал момент для того, чтобы всыпать в коньяк яд. Если даже он и был более возбужден, чем остальные, то после сытного ужина с обильными возлияниями, когда все уже находились в состоянии легкого опьянения, его возбуждение вряд ли могло обратить на себя внимание.
— Резонно.
— Пан полковник, — Генрик Лепато придал тону должную торжественность, — даю вам честное слово, я сказал буквально все, что мне известно. И даже, пожалуй, чуть больше, поскольку сам на себя бросил тень подозрения.
— Ваши показания, профессор, могут оказаться для нас весьма ценными. Благодарю вас. И прошу подписать протокол. Каждую страницу внизу и в конце показаний. Разборчиво, полностью имя и фамилию.
Англичанин выполнил все требования.
— Мне остается лишь, — полковник вышел из-за стола, — попрощаться с вами, профессор, и пожелать вам счастливого пути. Надеюсь, этот первый не очень удачный визит на родину не отобьет у вас желания приехать в Польшу еще раз.
— Явесь так и кипел от злости, слушая эту английскую куклу. А когда он сказал, что Лехновича могла ликвидировать польская контрразведка, я вообще едва не выскочил из-за машинки и не врезал ему по бритой физиономии. А как он то и дело твердил: «Мы, люди Запада… мы, люди Запада…»
Немирох смеялся, глядя на возбужденного поручика.
— Дорогой мой, в известной мере Лепато прав. Там, на Западе, в Соединенных Штатах, да и в Англии тоже, конкурентная борьба не знает никаких пределов. Один труп — для них это сущий пустяк.
— Да, но при чем тут наша контрразведка!
— Наша, конечно, ни при чем. А другие?
— А еще называет себя поляком по происхождению! — не успокаивался поручик. — Это же надо такое придумать!
— Замечено, что новообращенные оказываются наиболее правоверными. А бывший Генрик Лепатович, нынешний Лепато, как раз и есть такой новообращенный в западную веру. Чего же ты от него хочешь?
— Меня и сейчас еще всего трясет.
— Тем не менее я полагаю, что на этот раз англичанин сказал правду и если что-то утаил от нас, то очень немногое. Задерживать его дольше в Варшаве не имеет смысла. Я не думаю, что преступление совершил он. А если даже и он, то мы всегда сможем предпринять соответствующие меры.
— При обыске квартиры умершего, — доложил Роман Межеевский, — не обнаружено никакой подозрительной корреспонденции, никаких научных работ, касающихся полимеров, и ни одного образца.
— Если Лехнович действительно сотрудничал с американской фирмой, то он достаточно стреляный воробей и не стал бы хранить дома какие-либо компрометирующие его материалы. Видимо, вам придется деликатно побеседовать на эту тему в институте химии ПАН.
— У меня есть там знакомый инженер. Возможно, от него удастся что-либо узнать. Сегодня же попробую связаться с ним по телефону и договориться о встрече.