По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его д - Страница 15

К оглавлению

7. Петр Марский

8. Ян Шафар

9. Януш Банах

10. Бронислав Масонь

Администрация и технический персонал:

1. Директор Станислав Голобля

2. Режиссер Генрик Летынский

3. Помощник режиссера Ежи Павельский

4. Реквизитор Стефан Петровский

5. Машинист Петр Адамек

6. Осветитель Витольд Цесельский

— Если принять вашу версию, враг ваш должен быть в этом списке. Только эти лица находились около столика с реквизитом или проходили через правую кулису. Не назван убитый Мариан Заремба, но согласитесь, что предположить самоубийство, да еще столь утонченное, никак нельзя и не Заремба зарядил пистолет пулей, которая угодила ему в сердце. Думаю, что из списка можно вычеркнуть и вашу жену. Кто же из перечисленных ваш враг? Смертельный враг?

— Никто. Наверняка никто.

— А может, тут есть враг Зарембы?

— Не знаю. Думаю, что нет…

— Мы допросили весь персонал театра. Никто не видел, чтоб вы возились с пистолетом, но все подчеркивают, что особого внимания на столик не обращали. Реквизитор Стефан Петровский подтверждает ваше показание насчет проверки патрона в пистолете. Он сообщил, что это был холостой патрон, какие всегда используются. Но тот же Петровский сказал нам, что вы отпустили его домой, хотя по инструкции реквизитор должен находиться в театре до конца спектакля.

— А вы спрашивали, когда он уходил в другие дни? Отпустил я его только двадцать восьмого сентября или так было всякий раз, когда шла «Мари-Октябрь»?

Прокурор опять заглянул в дело и нашел показания реквизитора. Наскоро просмотрел исписанную страничку.

— Нет, — ответил он. — Этого вопроса следователь Петровскому не задавал. Вы правы, надо проверить.

Павельский вернул прокурору список, но тот предложил:

— Я вам могу его оставить. Он сделан в нескольких экземплярах. Вы заявляете, что невиновны. В таком случае убийца — кто-то из названных здесь. Поразмышляйте над каждой строкой. Можете высказывать соображения. Бумага не кончилась? Пожалуйста, записывайте свои наблюдения и замечания. Я прочту их так же внимательно, как и раньше. Но советую все еще раз обдумать и признаться. Это только улучшит ваше положение.

— Сколько раз повторять: я невиновен!

— И тысяча голословных заявлений подозрений насчет вас не развеет. Не только моих. Все, кого допросили, такого же мнения. И каждый говорил, что ничего против вас не имеет. Многие из допрошенных вас защищали. В двух показаниях говорится даже: Павельскому ничего не оставалось, как только прикончить жениного любовника. Прочту вам одно из показаний.

Прокурор опять покопался в бумагах, отыскивая нужный протокол.

«Надо признаться, мой брак был неудачен чуть ли не с самого начала. Я вышла замуж совсем молодой, в девятнадцать лет, так сказать, по страстной любви. За человека намного старше, знаменитого артиста. Увы, я быстро увидела, что партнер столь же глубоким чувством мне не отвечает. Может, ему просто нужна была женщина, а может, хотелось иметь детей. На первом месте у него был голос и выступления в столицах всего мира. Как всякий большой певец, он был от природы капризен, при малейшей неудаче впадал в меланхолию и с такой же легкостью выходил из себя в гневе. Жить с таким мужем было ужасно трудно. К тому же он не терпел, когда ему противоречили. Сразу после замужества он хотел мне запретить учиться дальше. Это было наше первое супружеское несогласие».

— Что за вздор она несет? — прошептал Павельский.

«Когда муж потерял голос, я даже обрадовалась.

Неважно, что кончились крупные заработки. Мне казалось, что любимый человек ко мне вернется. Увы, я убедилась, что пение было для него единственной целью в жизни. Ко мне он остался по-прежнему холоден и равнодушен».

— Это неправда.

«Признаю, что не была верной женой, — читал прокурор ровным и бесстрастным голосом. — Сперва я стала флиртовать с другими мужчинами, думая возбудить в муже ревность. Но ему важна была не я, а соблюдение приличий. В конце концов, я была молодой женщиной с пылким темпераментом. Я считала, что вправе что-то взять от жизни. Для Ежи я с самого начала была лишь матерью его детей и дамой, с которой можно показаться в обществе у нас и за границей».

— Чушь, несусветная чушь!

«Муж был доволен и не вмешивался в мои дела.

Видимость была соблюдена. Однако я, так долго находясь рядом с мужчиной, который был ко мне совершенно равнодушен, утратила прежнее чувство. Именно тогда я познакомилась с Марианом Зарембой. Хоть он был моложе меня, я в него влюбилась. Стала его любовницей. Эта любовь много значила в моей жизни. Наконец-то я была нужна мужчине не только как женщина, но и как друг, даже в какой-то степени опекун.

Несмотря на быстро пришедшую к нему известность и бешеный успех у женщин, вернее, у молоденьких девушек, Мариан остался тем, кем был: простым деревенским парнем. Я была горда и счастлива тем, что он советовался со мной даже по мелочам. Со мной, к которой муж никогда не обращался как к другу, как к человеку».

— Ну, знаете…

«Влюбленная и счастливая, я не могла скрывать свою любовь. И не старалась сохранять видимость благополучия, как это было раньше, при мимолетных увлечениях. Мужа это вывело из себя. Я могла иметь множество любовников, но он считал, что никого я не должна любить. А теперь ему казалось, что над ним смеются. Как это так, он, знаменитый певец (муж только и жил иллюзией, что голос и слава вот-вот возвратятся), может допустить, чтобы его бросила жена? Какой скандал! Мы с Марианом хотели решить все в открытую, откровенно сказать о своих планах, спокойно и без шума получить развод, не стирая на глазах у всех, как обычно бывает, свое грязное белье. Но при малейшем упоминании о том, что с меня хватит такой жизни, что я хочу уйти, муж приходил в ярость. Дело дошло до того, что прямо в театре, в присутствии актеров и даже рабочих сцены, он устроил мне перед спектаклем непристойный скандал. Если б не вмешался директор Голобля, оскорбленный супруг начал бы меня бить. Никогда не забуду тона, каким он сказал: скорее убью его, чем дам тебе развод. А ведь заботили этого человека только мнение окружающих да честь, довольно странно понимаемая.