По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его д - Страница 123

123

Полковник Немирох лично, с предельным тщанием, изучил все материалы дела, но огрехов в ведении следствия не обнаружил. Судя по всему, следствие попросту не вышло пока на исходную точку — на мотив преступления. А он, опытный специалист, прекрасно понимал: не найдя мотива преступления, дела с мертвой точки не сдвинуть, тут не поможет ни передача дела другим следователям, ни консультации с профессионалами самой высшей квалификации.

На Ирене Стояновской и ее возможной причастности к убийству мужа полковник сразу же поставил крест. Все показания зеленоглазой красавицы были досконально проверены, и оказалось, она ни в чем не солгала.

У «человека без алиби», Генрика Ковальского, тоже не просматривались мотивы убийства: зачем ему по прошествии трех лет убивать своего счастливого соперника, к тому же оказавшегося в конце концов не столь уж счастливым. Следовало исключить из числа подозреваемых и родню Стояновской. Оба Урбаняка, и отец и сын, во-первых, имели железное алиби, а во-вторых, не имели сколько-нибудь серьезного повода столь страшным способом устранить не очень им полюбившегося зятя и шурина. Что ж, он, конечно, не оправдал возлагавшихся на него надежд и не ссужал деньги на водку. Все это так. Но на Таргувеке за это не убивают. На Таргувеке вообще не убивают. Бывает, поставят пару «фингалов» или уж на худой конец — разденут.

Наконец-то поручику Чесельскому сообщили из отдела кадров строительного объединения, что инженер Януш Адамчик вернулся из Чехословакии и вышел на работу. Появился проблеск надежды: быть может, этот человек прольет свет на суть дела.

Януш Адамчик оказался человеком весьма приятным. Представителя милиции встретил приветливо. Его «резиденция» помещалась в зеленом фургончике, стоявшем неподалеку от высоченных опор будущей эстакады То-руньской трассы. В фургончике царила такая теснота, что люди буквально сидели на головах друг у друга.

— А не лучше ли будет, поручик, проскочить на моей «тачке» в небольшое кафе, тут совсем неподалеку — на Сталинградской, возле автозавода, — предложил инженер. — Там спокойно поговорим. Ехать туда минут десять, не больше.

Поручик согласился и, решив, что, пожалуй, не стоит афишировать свой милицейский автомобиль, оставил его на стоянке у фургончика.

Когда официантка поставила перед ними по бутылке кока-колы, Адамчик без околичностей перешел к делу:

— Полагаю, что вы приехали в связи с убийством Стояновского? Если говорить обо мне лично, то у меня — полное алиби: в тот момент я не был в Польше. Да и какие у меня могли быть мотивы убивать человека, с которым я дружил и который вообще не сделал мне ничего дурного? Хотя, должен честно признаться, он не раз доводил меня до белого каления.

Поручик рассмеялся:

— Вы, пожалуй, самый последний в списке тех, кого можно подозревать в убийстве.

— Я вам весьма признателен.

— И тем не менее факт убийства — налицо. Должен откровенно признаться, следствие наталкивается на серьезные трудности. Нам никак не удается выявить мотивы преступления.

— Об убийстве Стояновского я узнал еще в Праге, поскольку почти ежедневно связывался по телефону с нашим стройобъединением. Скажу вам, поручик, когда я наконец поверил в случившееся, первой моей мыслью было не «кто?», а «за что?». Я ведь знал Зигмунта еще со школьной скамьи. Мы вместе кончили школу, вместе сдавали вступительные экзамены в Политехнический институт, вместе поступили, вместе учились. Мне кажется, я знал все достоинства и недостатки Стояновского. А тех и других у него было с избытком.

Дальнейшие наши пути тоже не особенно разошлись: он устроился на работу в кооператив, а я пошел на государственную стройку. Через несколько лет он ушел из кооператива, и я перетащил его к себе на строительство Лазенковской трассы. Впрочем, его взяли бы и без моей протекции — хорошие специалисты у нас на вес золота.

В это же примерно время оба мы женились. Правда, тут ему явно не повезло. Да и в моем супружестве не обошлось без сложностей, дело едва не дошло до развода, но потом как-то все понемногу утряслось. Здесь, на стройке, мы работали рядом. Я — на ступеньку выше. Он возглавлял бригаду бетонщиков на эстакаде, а я — весь участок. Одним словом, с большой степенью достоверности можно сказать, что наши биографии мало чем отличались. Почему убили его, а не меня? Какое зло мог кому-то причинить честный человек, инженер, работающий на определенном участке стройки? Чем он мог так уж насолить, чтобы заплатить за это жизнью? Вероятнее всего, это дело рук какого-нибудь психопата…

— Да, но если психопата, то надо признать, что в его психопатии просматривается серьезная подготовка. Покушение было тщательно продумано. Убийца выбрал подходящий день и час. Знал привычки Стояновского, знал, где он живет, и подкарауливал его возле дома. Более того, он рискнул совершить убийство неподалеку от отделения милиции. Очень уж кому-то нужна была эта смерть, если этот кто-то отважился на такой рискованный шаг.

— Вообще все это странно, ведь Стояновский и впрямь не способен был на поступки, которые бы заставили кого-то желать ему смерти. Конечно, с женой они ссорились, и назло ей он не хотел дать развод, о чем сам мне рассказывал, но теперь ведь не те времена, чтобы добиваться развода с помощью ножа.

— Вернее, двухкилограммовой гири, — уточнил поручик.

— Разницы, в сущности, нет, эффект тот же, — заметил Адамчик.

— Не могли бы вы мне, пан инженер, подробнее охарактеризовать Стояновского? Что это был за человек?

123