По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его д - Страница 117


К оглавлению

117

— Так же, как и вы, — заключил поручик.

— Так же, как и я, — подтвердил Ковальский. — Только мои угрозы вряд ли кто-нибудь принимал всерьез. А угрозы Валентовского не так уж безобидны, как-никак он с Бродня, с Аннополя, а там люди слов на ветер не бросают. Да и родственники Ирены тоже грозились, возмущались, что Зигмунт нос задирает, знать их не хочет. Им ничего не стоило помочь Ирене получить столь желаемый развод. Вы спросите участкового, какая молва об Урбаняках на Таргувеке.

— Зигмунт Стояновский был убит во вторник, четырнадцатого сентября, около семи часов вечера. Что вы в этот день делали?

— Дневника не веду, — отрезал Ковальский.

— Я вас все же попрошу вспомнить, что вы делали в тот день?

— Как обычно, был на работе.

— Когда ушли?

— Около пяти, в этот день заканчивал проект.

— А потом?

— Договорился встретиться в шесть часов в кафе с дамой.

— С кем и где?

— В кафе «Новый Свят». А имя дамы мне не хотелось бы называть. Мы с ней вместе работаем. Условились поужинать, а потом пойти к ней. Она буквально на минуту забежала в кафе, сказала, что не может, так как неожиданно в Варшаву приехала ее кузина, она спешит домой. Встреча не состоялась, и я отправился в Кино.

— В какое? Из вас приходится вытягивать каждое слово.

— В «Скарпу». На вторую серию «Крестного отца».

— Один?

— Да, один.

— В кино никого из знакомых не встретили?

— Нет.

— Никто из билетеров вас там не знает?

— Нет. В это кино я почти не хожу. Зашел, так как оно ближе всего от «Нового Свята».

— Значит, алиби у вас нет. Быть может, хоть билет остался?

— Нет, я его выбросил, выходя из кино.

— Тем хуже для вас.

— Если бы я знал, что меня будут подозревать в убийстве, то тогда бы пошел в кино с двумя свидетелями и, пожалуй, прихватил бы нотариуса. Еще раз заявляю вам, я не убивал Стояновского.

— А я еще раз повторяю, что никто вас не обвиняет в убийстве. Вы даете показания как свидетель. Но поскольку у вас нет алиби, ваша невиновность в какой-то степени берется под сомнение.

— Ничем не могу вам помочь, — развел руками Ковальский.

— Итак, на сегодня все. А теперь, пожалуйста, подпишите протокол. На каждой странице внизу поставьте подпись. Если вдруг вы что-нибудь вспомните, прошу вас связаться с нами.

— Сказал вам все, что знаю.

— Спасибо. До свидания.

Ковальский ушел. Шиманек тут же высказал свои соображения:

— Алиби у него нет, его внешний вид совпадает с тем, кого нам описала Мария Болецкая — единственный свидетель, который видел убийцу.

— Да, она обратила внимание, что убийца был высокого роста, а таких в Варшаве тысяч сто найдется. А без алиби — тоже несколько тысяч наберется.

— Не понравился он мне.

— Согласен. Генрик Ковальский далеко не светлая личность, только хотел бы я знать, каковы у него мотивы, чтобы пойти на убийство. Ведь не принимать же во внимание их свары трехлетней давности из-за девицы, которую в результате и тот и другой потеряли. Стояновский куда более высокую цену заплатил за это, чем Ковальский.

— С какой стороны ни подойдем, все рушится, — с сожалением признался подпоручик. — Уж неделю ведем расследование — и ни на йоту не продвинулись вперед. Боюсь, что наш «старик» обоих выставит из управления, вылетим как миленькие.

— Но до того, как он нас выставит, срочно доберись до этого мастера Валентовского, проверь, хотя я не очень-то верю, что это что-то даст. Кроме того, надо заняться алиби Урбаняков и найти человека с зеленым «опелем». Думаю, его не так-то просто разыскать.


Несмотря на опасения Чесельского, человека с «опелем» оказалось найти проще всего. В течение часа все милицейские машины, курсирующие по Варшаве, получили распоряжение отыскать зеленый «опель-рекорд» со шведскими номерными знаками, остановить под любым предлогом, проверить документы, а главное, установить, где проживает его владелец в Варшаве и на Побережье.

Не прошло и двух часов, как поручик Чесельский получил донесение от одной из патрульных машин. «Опель-рекорд» принадлежал некоему Эрику Янсону, жителю города Мальмё, но ездил на нем Мариан Залевский, приехавший в Варшаву из Гдыни, где проживает на Свентоянской улице. По прибытии в столицу остановился у своей сестры, а с четырнадцатого сентября переехал в пансионат на Брацкой улице в номер Гельмута Шульца, австрийского подданного, который выехал на несколько недель в Вену, а на это время поселил в своем номере приятеля.

После получения этих сведений сразу же запросили милицию города Гдыни сообщить все, что известно о Мариане Залевском. Получив интересующие данные, подпоручик Шиманек отправился в здание суда, где в картотеке криминалистики без особого труда отыскал карточку человека с «опелем», содержащую весьма интересную информацию: внесенные туда цифры — дата вынесения приговора, статья уголовного кодекса, срок наказания — говорили о многом.

Больше ничего нового не удалось разузнать. Эдвард Валентовский действительно был прописан по улице Петра Скарги, но уже два года как перешел на другую работу, сейчас находится где-то под Сокулкой в Белостоцком воеводстве, в геологической экспедиции, бурит скважины. Кроме того, удалось установить, что четырнадцатого сентября Валентовский был весь день на работе, а вечером в рабочем общежитии.

Самое убедительное алиби представили оба Урбаняка: во время утоления «жажды» в одной из забегаловок на небезызвестной Радзиминской улице дело дошло до «некоторого нарушения общественного порядка», после чего приехала милиция, и столь почтенная компания вечер и всю ночь прозела в милицейском участке.

117